Несколько мгновений он колебался, потом, решившись, встал и негромко промолвил:

– Госпожа Чернова, вы позволите поговорить с вами наедине?

– Конечно! – София удивилась, но не нашла причин отказать. – Давайте прогуляемся по саду, в это время года там очень красиво…

Глава 6

Госпожа Чернова и господин Рельский чинно шли по дорожке. Мужчина не спешил начинать разговор, углубившись в размышления о неких важных вещах. София не решилась его торопить, вместо этого она решила насладиться прогулкой.

Пожалуй, сложно вообразить более романтичную обстановку. Нежно улыбается красавица Соль в лазоревых небесах, на еще по-весеннему полуобнаженной земле тут и там виднеются первоцветы – будто осколки яркой вазы, а ветви деревьев окутаны пеной цветов…

София приостановилась, нежно коснулась ветки абрикоса, и на нее водопадом посыпались облетающие лепестки. Часть импровизированного ливня попала и на господина Рельского, добавив его строгому темному костюму некий элемент весенней бесшабашности, а заодно отвлекла от дум.

Он остановился подле молодой женщины, передернул плечами. Наконец заговорил, сухо и резко, словно на перекрестном допросе:

– Скажите, кто может подтвердить, что той ночью вы были дома?

Казалось, его мало интересовал ответ – все свое внимание мужчина направил на виднеющиеся в отдалении поля. Прищурившись, он будто бы с неотрывным интересом рассматривал вполне обыкновенный в общем-то пейзаж.

София с досадой прикусила губу, недоумевая, отчего ради этого вопроса мировому судье понадобился разговор наедине, и досадуя на неожиданную официальность тона господина Рельского. Она искала поддержки, изъявления дружеской преданности, а вместо этого должна доказывать свою невиновность.

Она неохотно ответила:

– Только Стен и Лея, мои домовые.

– Боюсь, это не годится, – вздохнул господин Рельский. – Закон не наделяет домовых гражданскими правами, так что их показания не являются доказательством в суде. Следовательно, полиции придется принять на веру диффамацию госпожи Шоровой.

Женщина нахмурилась. Сорвав веточку, она принялась ее общипывать. Она нисколько не сомневалась в компетентности мирового судьи, неужели он действительно убежден в безнадежности ее положения?

София тихо спросила:

– У вас есть какие-то предложения?

– Есть, – спокойно подтвердил мировой судья, наконец повернулся к ней и торжественно провозгласил: – Госпожа Чернова, соблаговолите принять мою руку и сердце!

София потеряла дар речи, молча взирая на новоявленного поклонника. Она была убеждена, что господин Рельский питал к ней сугубо дружеские чувства. Он был другом семьи Черновых, и представить его в другом качестве она попросту не могла, посему внезапное предложение донельзя ее изумило.

К тому же взгляд мирового судьи лучился насмешкой и каким-то отстраненным интересом, будто он решил одну из своих любимых математических шарад и теперь жаждал проверить полученный результат. Словно ему заранее известен ответ Софии и он желает лишь изучить ее реакцию. Предупреждающий ход, кажется, так это называется…

А ведь и правда – господин Рельский был завзятым шахматистом, в то время как сама госпожа Чернова совершенно не способна сколько-нибудь хорошо играть. Помнится, Ярослав не раз подшучивал над нею и Елизаветой Рельской, предлагая им вместо карт (в которые, впрочем, он тоже постоянно выигрывал) достать доску.

София залилась краской и опустила глаза. В который раз за этот день она была сбита с толку. Почему он вдруг начал игру с нею? Привычные правила менялись на ходу, и она оказалась к этому совсем не готовой.

– Это так неожиданно… – только и сумела она пробормотать и тут же поморщилась от наигранности фразы. – Это неделикатно с моей стороны, но я желаю узнать причины, побудившие вас сделать предложение. Я хочу разобраться во всем, прежде чем дать ответ. Вы ведь не могли внезапно воспылать ко мне нежными чувствами! Право, мне неловко столь откровенно с вами разговаривать…

София замолчала и нервическим жестом принялась стягивать перчатки, не поднимая глаз. Пристальный взгляд господина Рельского действовал на нее раздражающе, приводя в состояние какого-то лихорадочного возбуждения, совладать с которым она не могла при всем желании.

Тонкие губы мужчины искривились в невеселой улыбке, он неторопливо поправил завернувшийся манжет и спокойно пояснил:

– Прошу прощения, что подверг ваши чувства испытанию. Вы совершенно правы, говорить о внезапно вспыхнувшей страсти – это нелепо и мелодраматично. Дело в том, что я вижу лишь один способ наверняка опровергнуть слова госпожи Шоровой, точнее, исказить, придав ее рассказу совсем иную окраску. Вам следует заявить, что той ночью вы действительно выходили из дому, однако отнюдь не в библиотеку, и это может подтвердить заслуживающий доверия свидетель.

Господин Рельский умолк, давая Софии самой продолжить его мысль. Молодая женщина по-прежнему молчала, ничего не понимая, и он терпеливо растолковал:

– Полагаю, мое слово, что ту ночь вы провели со мной, будет достаточно весомым, как говорят в полиции, алиби. Мы заявим, что мы давно помолвлены, но не предали гласности грядущую свадьбу из-за вашего строгого траура по мужу.

– Но… – София задохнулась, взирая на него, как на вдруг оживший образчик туземной фауны в кабинете ее отца, профессора естествознания. Девочкой она пробиралась туда и часами разглядывала бесчисленные чучела и картинки, придумывая головокружительные приключения…

Ей всегда казалось, что уж господин Рельский не преподнесет ей сюрпризов. Надежный, невозмутимый, всегда пунктуальный и дотошный, он давно занял постоянное место в своеобразном альбоме характеров, наблюдаемых госпожой Черновой. Теперь у нее не укладывалось в голове внезапное превращение благородного дога в некое диковинное животное с неизвестными повадками. Господин Рельский, несомненно из лучших побуждений, предлагал ей немыслимые вещи!

София крепко зажмурилась и помотала головой. Конечно, она знала о легкомысленных особах, далеких от соблюдения нравственности, но и они не пренебрегали репутацией. Пока альковные тайны были тщательно укрыты за фасадом благопристойности, общество закрывало на них глаза, но открыто сознаться во внебрачной связи…

До такого бесстыдства она никогда не опустится!

Хотя такой шаг мог бы разом решить ее проблемы. Так соблазнительно обрести положение жены уважаемого человека, достаточный доход и, что самое главное, собственных детей. Супружество с господином Черновым принесло ей достаточно радостей, но не увенчалось рождением наследников, о чем молодая женщина горько сожалела. Среди ее приданого хранился целый сундук заботливо расшитых детских вещичек. София иногда запиралась у себя и перебирала эти маленькие воплощения несбывшихся надежд. Господин Рельский еще достаточно молод, и можно ожидать малышей…

Бесспорно, соблазнительно, но… Покойная матушка госпожи Черновой в гробу бы перевернулась, ведь она всегда твердила дочерям, что наибольшая ценность женщины – ее безукоризненная репутация и немыслимо – невозможно! – пренебречь ею. К тому же это было бы оскорблением памяти господина Чернова, а он, видят боги, не заслужил такого поругания, ведь всегда был прекрасным супругом и достойным человеком. В иных обстоятельствах она бы с радостью согласилась, однако в нынешней ситуации это было невозможно.

– Вы же понимаете, что в таком случае скандал был бы оглушительным, – вымолвила она неловко, теребя тесемки черного капора.

– Был бы? – переспросил господин Рельский с непонятной интонацией. – Следовательно, вы мне отказываете?

– Да! – решительно кивнула София, стиснув руки. – Я питаю к вам истинное уважение и премного благодарна…

– Не трудитесь, – перебил мужчина, отворачиваясь. – Ваши заверения излишни. Надеюсь, вы понимаете все последствия?

– Конечно, – избегая смотреть на него, молодая женщина обрывала цветки с сорванной веточки. – Я должна отыскать убийцу, чтобы обелить свое имя.