Это словно лишиться, к примеру, руки или ноги.
С древних времен принято самолично их изготавливать – вырезать одинаковые кусочки дерева, процарапывать или выжигать на них нужные знаки и покрывать символы красным (не суть важно, будет это кровь или краска). Изготовленные руками гадателя, они помнят его душу и тело и подчиняются ему наилучшим образом.
Со временем руны становятся частью гадалки, будто продолжением пальцев, кусочками души, перенесенными на деревянные плашки…
Дракон с любопытством наблюдал за превращением взволнованной молодой женщины в уравновешенную ворожею.
Она тихонько, почти ласково обратилась к богам, моля о помощи в гадании, потом устремила чистый, лучащийся безмятежностью и силой взгляд на него.
– Что вы хотите спросить?
Шеранн стряхнул оцепенение и вспомнил свою цель.
– Я хочу погадать на отношения с некой дамой, – пояснил он и уточнил: – Я могу не называть ее имени?
София вздрогнула, разом растеряв невозмутимость, согласно кивнула и опустила взгляд на руны. Помедлив несколько мгновений, она уточнила:
– Что именно вы желаете узнать?
– Меня интересует ее отношение ко мне, – определился дракон.
– Одна руна?
– Да!
«Я не должна об этом размышлять! – твердила София про себя, привычным движением перемешивая руны, которые будто ластились к пальцам, пытались подбодрить смятенную гадалку. – Спокойствие, только спокойствие…»
И вовсе не нужно терзаться догадками, о ком идет речь!
Ей стоило немалых трудов не думать о неведомой пассии Шеранна, но сердце больно сжималось. Опасаясь выдать свое замешательство, София низко опустила голову, притворившись полностью занятой ворожбой.
Кано.
– Ключевым здесь является понятие «рассеяние тьмы», высвобождение чего-то ранее сокрытого. Означает озарение, вдохновленное любовью…
Дракон серьезно кивнул, принимая толкование, и задал следующий вопрос:
– Как я к ней отношусь?
Софию подмывало сказать, что это следует спрашивать у него самого, но она прикусила язык и послушно вытянула руну.
Тейваз.
– Новый роман, страсть. В данном случае знаменует, что вы добиваетесь того, о чем мечтали…
Гадалка говорила холодно, лишь крепко сжатые кулаки выдавали ее чувства.
– Наши отношения в ближайшем будущем? – задал еще один вопрос дракон, внезапно напружинившись.
София сжала зубы, но послушно вытянула еще одну руну. Она взглянула на символ и с трудом сдержала досадливое восклицание. Она стала с нарочитым безразличием объяснять:
– Ингуз означает благоприятный исход того дела, которым вы сейчас заняты. Эта руна приносит с собой радость осуществления, часто предвещает важное событие, а также символизирует мужчину и воплощение плодородия… – По мере трактовки расклада голос гадалки все слабел, и последние слова она почти прошептала.
По правде говоря, книги давали вполне внятное объяснение, как трактовать «мужчину» и «воплощение плодородия» в совокупности, однако ничто не заставило бы ее произнести это вслух. Впрочем, слов не требовалось. Судя по горящему взгляду и ублаготворенной улыбке дракона, для него не осталось тайной истинное значение туманного высказывания госпожи Черновой.
– Вы знаете, кто та дама, на которую вы гадали? – вкрадчиво спросил Шеранн, отвлекая молодую женщину от невеселых размышлений.
Она покачала головой, опустив глаза, и почувствовала смутное недоумение. Зачем он допытывается? Разве мало той боли, которую он уже причинил?
Дракон протянул руку, осторожно тронул подбородок Софии и повернул ее лицо к себе, легко преодолевая слабое сопротивление.
Он взглянул в почти серые от переживаемого ею душевного смятения глаза и тихо, с необычайной лаской промолвил:
– Это вы.
Мгновение – и София вспыхнула, испытывая гремучую смесь растерянности, желания спрятаться где-нибудь в укромном уголке, недоверия, восторга, радости и необоримого смущения.
Разумеется, все зароки были тут же позабыты…
Руны были впервые небрежно брошены. Но они не обижались, лукаво улыбаясь и тихонько перемигиваясь.
К слову, разбросанные по дивану кусочки дерева ничуть не мешали применять оный предмет мебели по прямому назначению…
Домовая раздраженно выхаживала по кухне, ожидая звонка. Все давно было готово, однако госпожа Чернова отчего-то не спешила угощать гостя, что было совсем для нее нетипично.
Чайник уже несколько раз вскипел, блюда, накрытые салфетками, стыли на столе, сверкающая посуда красовалась на парадной белоснежной скатерти, но вызова все не было. А ведь уже давно наступил час обеда!
Наконец Лея не выдержала и, бормоча под нос нелестные эпитеты о нерадивой хозяйке, отправилась в гостиную. Она осторожно приоткрыла дверь, намереваясь подать знак Софии, однако увиденное заставило ее застыть на пороге.
Там были двое, и им определенно было не до еды!
Тихонько притворив створки, домоправительница вернулась к себе. По правде говоря, она не рассчитывала на столь стремительное развитие событий, но сочла, что сделанного не воротишь, а привлекательный (и очень богатый!) дракон – не худшая партия для бедной госпожи Черновой. Оставалось лишь ждать, когда он прикроет незаконную связь священными узами брака.
Она невозмутимо велела мужу убрать приготовленную к обеду посуду, а сама принялась стряпать холодные закуски, посчитав, что вскорости у молодой хозяйки проснется зверский аппетит…
Барышня Рельская покинула Чернов-парк в самом благодушном настроении. Она отправилась домой, тихонько напевая и едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.
Лишь спустя некоторое время Елизавета вспомнила о просьбе брата неотлучно находиться с Софией весь вечер. Дракон столь успешно заморочил ей голову, что девушка совершенно упустила это из виду. Стыд за невыполненное желание брата, и радость, что она смогла поспособствовать личному счастью подруги смешались в ее честной душе.
В конце концов она сочла, что ничего страшного не произошло и господину Рельскому решительно не о чем волноваться. Не съест же Шеранн госпожу Чернову, право слово! Романтическое объяснение между ними пойдет Софии на пользу.
Елизавета вздохнула, мучимая вспышкой тайной зависти к подруге, но небывалым усилием воли отогнала это темное чувство.
Она малодушно намеревалась было скрыть от брата свой поступок, однако устыдилась и решилась во всем признаться. Младшая сестренка всегда была его любимицей, а потому могла рассчитывать на снисхождение.
Ярослав возвратился поздно, когда семья уже успела отобедать и разбрестись по дому – читать, рукодельничать или попросту тихонько сплетничать. К обеду были приглашены подруги сестер, теперь собравшиеся кружком и с упоением болтавшие о пустяках. Госпожа Рельская что-то вышивала, протыкая ткань иголкой с таким злобным выражением лица, словно воображала на месте канвы неких врагов, которым торопилась нанести побольше увечий. Елизавета же казнилась, делая вид, будто всецело увлечена рукоделием. Нет, ее не мучили сомнения относительно правильности своего поступка – девушка всегда мечтала быть поверенной любовных историй подруг, однако чувство стыда перед братом отравляло радость от многократно воображаемой сцены любовного объяснения между Шеранном и Софией.
Едва господин Рельский вошел в комнату, как Елизавета кинулась к нему. Измученная душевными терзаниями девушка торопилась поскорее покаяться во всем брату, а потому попросила Ярослава о разговоре с глазу на глаз.
Поездка оказалась весьма продуктивной, а полученные от друзей известия были немаловажны, потому мировой судья пребывал в приподнятом настроении. Он отобедал в доме давнего приятеля, заодно решив некоторые деловые вопросы, так что теперь отказался от предложенных матерью закусок. Господин Рельский извинился перед дамами и увел сестру в другую комнату. Надо сказать, приятельницы барышень Рельских были очень недовольны его скорым бегством – владелец Эйвинда был завидным женихом, несмотря на солидный тридцатипятилетний возраст, – однако ничего не могли поделать.